Хаматова, Серебренников и Литвинова – читаем тамиздат об интеллигенции в эмиграции

В издательстве Vidim books вышла новая книга Сергея Николаевича – «Статус: свободен». Николаевич (известный журналист и литератор, главный редактор «Сноба») пытается нарисовать «коллективный портрет новой творческой эмиграции». В книгу вошли как впечатления самого Николаевича об опыте эмиграции, так и размышления его знаменитых героев – Кирилла Серебренникова, Чулпан Хаматовой, Максима Галкина, Ренаты Литвиновой и других.

Вот как Vidim books описывает «Статус: свободен»: «Перед нами рассказ о свободных и смелых художниках... Его (Николаевича) герои не захотели становиться заложниками официальной пропаганды, решили обойтись без государственной удавки, не побоялись высказать свою позицию против путинской агрессии. Как складывается сегодня их жизнь? С какими проблемами они столкнулись на Западе? Что значит быть русским в нынешних обстоятельствах? И каким они видят собственное будущее и перспективы для своей страны?.. Это слепок с текущей реальности сегодняшнего дня, мгновенный снимок постоянно меняющейся жизни творчества». Важно отметить, что это не интервью, в тексте мало диалогов автора и его героев. Николаевич в большинстве фрагментов пересказывает свои разговоры со знаменитостями-эмигрантами. Кратко описывает их жизнь и путь к славе – почему решил стать актером/режиссером/творческой личностью, потом – лучшие спектакли/кино/прочее творческое. И, конечно, психологические портреты – автор их очень любит. Чем Хаматова прославилась, мы и так знаем. Ну, или нагуглить можем. Но «Статус: свободен» стоит читать, чтобы посмотреть на известных эмигрантов как на обычных людей, без нимба творческой исключительности.

Кажется, что Николаевич знает всех российских знаменитостей. Тех, что уехали по политическим мотивам, – так точно. Кажется, что со многими в приятельских отношениях (или иллюзия получилась качественная). Поэтому у него получается писать непринужденно. Герои в его небольших документальных рассказах приобретают живые черты и чувства, и вам легко поверить в них.

Так, например, он пишет о Максиме Галкине: «Осенью 2007 года мне предстоял недолгий деловой разговор с Примадонной в ее квартире в Филипповском переулке. Дверь открыл Максим, тогда еще находившийся на положении фаворита Примадонны. По тому, как он это сделал, я понял, что Максим тут совсем не гость. Галкин выглядел уверенным хозяином. При этом без всякого пафоса. Он показался мне даже слишком интеллигентным в своих модных очочках и рубашке slim size на бледно-сером фоне очень дизайнерских на вид апартаментов Аллы Борисовны… Осталась фотография, где мы оба глядим в небо, при этом Максим что-то рассказывает про Ивана Грозного... Больше всего поражает при первом знакомстве с Галкиным его просвещенность. Просто ходячая Британская энциклопедия. Ему можно задать любой вопрос, и получишь исчерпывающую информацию со ссылками, примерами и даже номерами страниц. Как он все это держит в своей голове — непостижимо!.. Галкин не довольствуется простыми решениями и доступными вариантами. Он обожает сложности. У него должно быть все лучшее».

О Ренате Литвиновой: «Про нее было известно, что она окончила сценарный факультет ВГИКа, что любит красную помаду и черные свитера под горло, как у французских актрис в фильмах "новой волны". И еще – что она вновь ввела в моду бабушкины духи "Красная Москва" и ее всегда можно безошибочно отыскать по одному только аромату. Или определить – здесь была Рената… Она умеет все – писать пьесы, сочинять рассказы и сценарии, находить деньги на свои проекты, режиссировать, выставлять свет и даже подменять, если надо, художника по костюмам. В последнее время стала много и вдохновенно рисовать». Литвинова говорит, что лучше всего она умеет писать, но на этом таланте сейчас не заработать: «Все деньги, которые я получала, почему-то никогда не были связаны напрямую с моей профессией. То есть я зарабатываю как актриса, как модель, как дизайнер, как режиссер, но почти никогда – как сценарист, как литератор. При этом я считаю, лучшее, что я могу делать, – это именно заниматься литературой или писать сценарии. Это диссонанс и одновременно закономерность. У нас на родине вообще какая-то неправильная ситуация, у нас авторы не получают ничего. Нет законов, которые защищают авторское право, а люди, которые сидят на табуретках, на скважинах, чиновники – имеют все».

А так Николаевич описывает Хаматову: «Помню, как во время одного из наших интервью я без всякого умысла перепутал возраст старшей дочери, добавив ей год. Реакция Чулпан была мгновенной и гневной. Она любит точность, все-таки окончила математическую школу с золотой медалью. Арине на тот момент было девятнадцать. Никак не больше. Она-то как мать это знает. Потом мы вместе посмеялись над этой ее реакцией, выдававшей вечный женский страх. Не надо меня старить, не хочу становиться слишком взрослой! Большинство героинь Хаматовой молоды. Она сама и есть молодость: невысокий рост, звонкий, рвущийся ввысь голос… В ней по-прежнему живет застенчивая татарская девочка, грустноглазый замкнутый подросток. Любое бездействие для нее – пытка. Любое промедление – невыносимо. Может быть, отсюда бесконечный список дел, ролей, обязанностей, которые она на себя взвалила в той, другой, московской жизни? Стремительные переходы с одной сцены на другую. Из одного проекта в другой. Жизнь на пределе, на сверхскоростях, будто времени осталось в обрез. И надо успеть, успеть…».

Рассказывать о замечательных актерах и режиссерах – это важно и интересно, но написана книга не для этого. Главное для Николаевича – понять, как эти талантливые люди в один момент оказались не нужны своей собственной стране. Как десятилетия успешной творческой работы могли закончиться эмиграцией и «иноагентством»? Книга словно бы спрашивает – что в этих людях такого, общего, что отличает их от тех, кто остался? Много же тех, кто не уехал. Много тех, кто продолжает ставить спектакли, снимать фильмы, писать книги – там, в России Путина. Герои Николаевича имеют разный бэкграунд, у них разные темпераменты, разный образ жизни. Пожалуй, единственное, что их объединяет (кроме любви к искусству), – это омерзение к любому принуждению. Понятное омерзение к насилию – то, что сближает их с их поклонниками и простыми зрителями.

«Невероятное чувство, когда ты понимаешь, что прошлая жизнь закончилась, а новая еще не началась. Эти несколько мгновений буквально смотрят друг другу в глаза. А ты стоишь в растерянности. Что делать дальше? За что хвататься?» – Кирилл Серебренников.

«В прошлом году на Девятое мая Наташа (тетя из Севастополя) прислала мне видео, снятое во Львове еще в 2012 году. Там пожилые ветераны с георгиевскими ленточками идут на Холм славы возложить цветы к памятнику Неизвестного солдата, а из-за ограждений молодые украинцы кричат им: "Ганьба!", что по-русски значит "Позор!". Видео сопровождалось ее комментарием: "Только эти кадры оправдывают Путина во всем". Я ей написал, что ничто не оправдывает Путина и рано или поздно он будет на скамье подсудимых. Тут же получаю в ответ эсэмэску: "Я понимаю, что тебе твои хозяева на такое кино денег не дадут, поэтому тебе приходится лизать им подметки, чтобы выживать. Но имей в виду, Бог все видит. И тебе придется за все ответить". На что я ей ответил: "Надеюсь, что Бог все видит". Больше мы с тетей не общались» – Виталий Манский.

«С 24 февраля просто перестала спать: было полное понимание – началось необратимое. Все будущее и прошлое – мое, твое, наше – полетело в дыру. И это ощущение с тех пор только нарастает. Невозможность засыпать обрастала невозможностью говорить что думаешь, быть согласной, молчать, способствовать, поддерживать. Это как насильно переступить через себя. Перестать себя уважать. Человеку трудно примириться с участью раба, и тогда он убеждает себя, что он сам так хочет, — иначе как жить дальше? Это путь саморазрушения. Никогда раньше не всматривалась в политику – теперь так в нее всмотрелась, или это она в меня…» – Рената Литвинова.

«Статус: свободен», несмотря на легкость, с какой Николаевич рассказывает о войне и мире, оставляет после себя мрачное послевкусие. Читатель, конечно, чувствует сопричастность с его героями, но вместе с тем вернется к тягостной мысли – что слишком многое хорошее и светлое после начала войны было утрачено. Вероятно, навсегда. Сомнительно, что кто-то сможет заменить в России Серебренникова, Хаматову и остальных уехавших. Для этого как минимум нужно не быть куклой околодиктаторской системы – по нынешним временам почти невыполнимая задача для оставшихся в России художников.

Если вы не в России, приобрести книгу вы можете здесь.